Федор Тютчев. 23 ноября [5 декабря] 1803 г. — 15 [27] июля 1873 г.

Душа живая, он необоримо
 Всегда себе был верен и везде —
 Живое пламя, часто не без дыма
 Горевшее в удушливой среде…

 Но в правду верил он, и не смущался,
 И с пошлостью боролся весь свой век,
 Боролся и не разу не поддался…
 Он на Руси был редкий человек.
  Ф.И. Тютчев «Памяти Е.П. Ковалевского»

Имя Федора Ивановича Тютчева в свое время оказалось как будто на неприметной обочине того, что принято именовать «литпроцессом». Автор редко издавался, оба прижизненных печатных сборника вышли в свет без его сознательного участия, почти как явления природы. При этом вторая книга по своей идейной направленности совсем не стремилась развить заметного — по отзывам именитых коллег — успеха первой.

Взгляд поэта на происходящее лишен малейшей суеты; той суеты, которой удавалось возмущать даже олимпийское с виду спокойствие Г. Флобера после скандального в начале, но неоспоримого триумфа его «Госпожи Бовари».

Отчужденность Тютчева от отечественных литературных кругов можно было бы объяснить объективными житейскими обстоятельствами: его дипломатической службой и прочее. Порой даже друзьям и единомышленникам он казался упоенным успехами в свете. Так университетский приятель М.П. Погодин в конце 1820-х годов с явными неудовольствием и сарказмом отмечал, что «от него пахнет двором».

Однако, поэт, страстно увлеченный политикой (посвятивший ей многие статьи и стихи), к своей дипломатической карьере относился весьма беспечно.

Так, не имея возможности венчаться с Эрнестиной Дернберг (его второй супругой) в Италии, он просил об отпуске и, не получив его, самовольно оставил посольство и на несколько месяцев отбыл в Швейцарию, где в июле 1839-го они венчались по двум обрядам: православному и католическому.

В результате своего проступка Тютчев в том же году был снят с должности секретаря посольства в Турине. В 1841 году он был официально уволен со службы и в наказание за ряд самовольных отлучек лишен звания придворного камергера.

 «Его не привлекали ни богатство, ни почести, ни даже слава. Самым глубоким, самым заветным его наслаждением было наблюдать зрелище, которое представляет мир, с неутомимым любопытством следить за его изменениями и делиться впечатлениями со своими соседями», — так отзывался князь Иван Сергеевич Гагарин о тридцатилетнем Тютчеве.

 Следует отметить, что поэту была свойственна не только собственно творческая смелость, но и бескорыстность непопулярных в литературной среде мнений. Так о восставших декабристах он отзывается сурово, но почти никому до конца своей жизни не показывает стихотворения «14-ое декабря1825»:

 Вас развратило Самовластье,
 И меч его вас поразил, —
 И в неподкупном беспристрастье
 Сей приговор Закон скрепил.
 Народ, чуждаясь вероломства,
 Поносит ваши имена —
 И ваша память от потомства,
 Как труп в земле схоронена.

 Однако спустя три десятилетия поэт, остававшийся сторонником православной монархии и ставший теоретиком «третьего Рима», подвел такой неутешительный итог царствованию Николая Первого, завершившемуся крахом в Крымской компании:

Не Богу ты служил и не России,
 Служил лишь суете своей,
 И все дела твои, и добрые и злые, —
 Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
 Ты был не царь, а лицедей.

Даже в пяти строках этой эпиграммы ощущаются боль и горечь о судьбе страны и о несбывшихся надеждах целой эпохи. Эпохи, где сошлось так много блестящих умов и деятельных талантов, как мало в какую другую в русской истории.

Гораздо отчетливее эти чувства проявились в другом стихотворении Тютчева той же поры:

Теперь тебе не до стихов,
 О слово русское, родное!
 Созрела жатва, жнец готов,
 Настало время неземное…
Ложь воплотилася в булат;
Каким-то божьим попущеньем
 Не целый мир, но целый ад
 Тебе грозит ниспроверженьем…

Катастрофа Крымской войны совпала и совершенно заслонила для Тютчева признание его стихов в литературной среде: внезапное и почти поголовное. Поэты, прозаики и критики самых различных направлений и вкусов, не сходившиеся никогда и ни в чем, здесь сошлись в высочайших оценках открытого им дарования.

Так Федор Достоевский заявил: «Тютчев у нас — первый поэт-философ». Лев Толстой сказал о его сборнике стихотворений: «Без него нельзя жить!» Восторженно  отзывались Чернышевский и Добролюбов. Некрасов, еще не зная, кто скрывается за инициалами «Ф.Т.», решительно отнес автора к «русским  первостепенным поэтическим талантам». Большим поклонником стихов Тютчева стал Иван Тургенев, готовивший издание сборника. Но, кажется, вдохновеннее всех о новом для России поэтическом явлении возвестил собрат по лирическому «цеху» Афанасий Фет:

Но Муза, правду соблюдая,
 Глядит, — а на весах у ней
 Вот эта книжка небольшая,
 Томов премногих тяжелей.

 Его триумфы как будто скрадывались для вечности. Так большая публикация в «Современнике» в 1836 году была надолго всеми забыта, не в последнюю очередь из-за гибели Пушкина. Первая книга оказалась заслонена войной. Вторая, составленная Иваном Аксаковым и содержавшая много стихов, отражавших политические взгляды Тютчева, была поддержана лишь немногими единомышленниками.

 В свете его знали как будто хорошо, но, ценили прежде всего, как блестящего язвительного острослова.

Личная жизнь Тютчева была напоена грозами и не только любимыми им майскими. Три женщиныв разные периоды жизни делили место в его сердце. Каждая из них подарила ему троих детей. Он сурово судил самого себя, но оказывался не в силах определиться окончательно:

Не верь, не верь поэту, дева;
 Его своим ты не зови —
 И пуще пламенного гнева
 Страшись поэтовой любви!

 Поэт всесилен, как стихия,
 Не властен лишь в себе самом;
 Невольно кудри молодые
 Он обожжет своим венцом.

 Но Провидение распорядилось в итоге за него. Тютчев пережил двух своих любимых женщин (Элеонору Петерсон-Тютчеву и Елену Денисьеву), а вторая его супруга Эрнестина оставалась с ним до последних дней и, как при жизни, так в последовавшие после его смерти десятилетия, заботилась о сохранности и постепенной публикации архивов и о доброй памяти мужа.

Именно Эрнестине Тютчев, за несколько месяцев до своего ухода, посвятил эти строки:

Все отнял у меня казнящий Бог:
 Здоровье, силу воли, воздух, сон,
 Одну тебя при мне оставил Он,
 Чтоб я ему еще молиться мог.

 Его стихи, как итог размышлений и мироощущения, пристального и напряженного общения с вселенской природой и природой человеческой, которые находятся в близком родстве друг другу, и ясное понимание одного позволяет узнать и проникнуть в сокровенные свойства другого:

 Какое дикое ущелье!
 Ко мне навстречу ключ бежит —
 Он в дол спешит на новоселье…
 Я лезу вверх, где ель стоит.

 Вот взобрался я на вершину,
 Сижу здесь, радостен и тих…
 Ты к людям, ключ, спешишь в долину —
 Попробуй, каково у них!

 В поэтическом мире Тютчева нет места необязательным оборотам, ловким словесным трюкам и смысловой эквилибристике. Его четверостишия неотразимы не ложной многозначностью, но той строгой простотой и образной взаимосвязью, благодаря которым устройство наимельчайшего творческого атома отражает в себе устройство всей необозримой Вселенной.

Восточная мудрость персидских рубаев непостижимым образом перетекла в стихи Тютчева сквозь торжественную поэзию русского XVIII века, оды Ломоносова и Державина, полноправным, но, безусловно, своеобразным наследником которых он является.

Продолжателей тютчевских традиций сложно представить активными участниками литпроцесса и, если они вдруг оказываются на гребне публичного успеха, то чаще в силу благоприятных обстоятельств, чем собственных усилий по «продвижению» творчества. Поэтому, даже интересуясь и соприкасаясь с современной литературой в различных ее аспектах, можно десятилетиями не только не узнать, не изучить, но и не подозревать о самом существовании очень значимых для нее фигур.

 В почетном ряду назову Владимира Соколова, зачисленного в свое время в «тихие лирики», замечательную поэтессу из Вологды Ольгу Селезневу, а также недавно ушедшего из жизни Игоря Царева, автора многих проникновенных строк, в том числе и этих:

 Но строка твоя чернильная, святая
 В небо колокольное стучится
 И над ней перо твое летает,
 Так и не привыкнув мелочиться.

Во многих стихах Тютчева присутствует понятие Рока. Роковое выявляется в них как основа движения в мироздании.

Счастлив, кто посетил сей мир
 В его минуты роковые

 — писал Федор Иванович более полутора веков назад. Нынешние «минуты» мира никак не назвать легкими и безмятежными ни для России, ни для каждого из нас. И многих это понуждает год за годом сомневаться, томиться «зловещей думою». Но именно в роковую пору за право быть и зваться Человеком оказывается необходимо «бороться до звезды рассветной и устоять во тьме ночной».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>